Мира мелко дрожала, когда его руки торопливо снимали с нее футболку. Не от холода и не от страха. От ожидания. Все тело покрылось щекочущими мурашками, стало чувствительным, словно один оголенный нерв. Северин приподнялся, становясь на колени между ее ног. Несколько секунд просто смотрел, лаская взглядом впалый живот, аккуратную грудь с затвердевшими сосками, темную впадинку пупка. Его рот наполнился голодной слюной. Кровь ударила в голову и зашумела, стоило только вообразить, как сейчас он прикоснется языком к твердой вишенке соска, как возьмет ее в рот, попробует на вкус…

А потом будет целовать и облизывать ее всю, как самый восхитительный деликатес. Пока она не начнет задыхаться от желания, пока сама не раздвинет ножки, не обнимет его ими за талию и не попросит, чтобы он взял ее…

Да, он хочет, чтобы она просила его. Сама.

У Миры кружилась голова, мысли разлетелись, будто вспугнутые воробьи. Она не могла сосредоточиться, не могла ни о чем думать, только чувствовала, что все ее тело пылает, точно в огне. Она даже не заметила, когда губы Северина проложили дорожку из поцелуев от уголка ее рта к плечу. Задержались там, пока его язык выводил сладостные круги на ключице, а потом скользнули ниже. Вскрикнула и выгнулась, когда его горячий рот накрыл ее сосок и сомкнулся, беря его в плен. Ее пальцы вцепились ему в волосы, зарылись в них, потянули. Он заурчал, будто большой недовольный зверь. Впрочем, он и был зверем.

Видения, которые преследовали его уже несколько дней, которые не давали спать по ночам, заставляли уходить в лес, избегать Мирославу — наконец-то стали реальностью. Он снова ощутил ее вкус. Снова мог беспрепятственно вдыхать ее аромат. И все, чего ему хотелось сейчас, это ощутить в ее аромате свой собственный запах.

Сколько раз он представлял, как сделает это. Как будет ласкать ее соски подушечками пальцев и языком. Как будет перекатывать их между зубами, играть с ее грудью. Он представлял, как они затвердеют для него, и гадал, какой у них вкус. Реальность превзошла все ожидания. Он не мог оторваться, не мог насытиться. Ему было мало ее вкуса и ее запаха. Мало ее груди. Хотелось еще.

С приглушенным рычанием он оторвался от Мирославы, положил руки ей на бедра и уверенным движением раздвинул ее ноги еще шире. Жаркая волна затопила девушку, когда она поняла, куда он смотрит. Он смотрел прямо на ее влажные трусики. Она чувствовала, что они влажные, и от его взгляда ей казалось, будто она буквально сочится сладкой влагой.

— Вот так, милая, — произнес он хриплым шепотом. Выпустил когти и одним движением превратил ее трусики в бесполезный клочок ткани. Небрежно отбросил в сторону. — Ты прекрасна.

Мирослава только пискнула, когда он обхватил пальцами ее лодыжки и заставил согнуть ноги в коленях, а потом, удерживая их руками, опустился лицом к промежности. Девушка задрожала. Появилось отчаянное желание оттолкнуть, свести ноги, но он не дал. Притянул ближе, заставляя полностью раскрыться для него. А потом она почувствовала его дыхание и прикосновение его языка.

Он слышал, как тяжело она дышит. Слышал, как метается по постели, чувствовал, как ее пальчики нервно мнут его плечи. Ее тело выгнулось дугой, бедра дернулись, подаваясь вперед. Она глухо, протяжно застонала, когда его язык скользнул по набухшим складочкам, прошелся по ним, пробуя на вкус, а потом коснулся самого чувствительного местечка.

Но сегодня он не собирался удовлетвориться лишь этим. Сегодня он собирался взять ее всю.

Когда она задрожала и вцепилась в него сильнее, он остановился, не давая ей кончить. Нет, малышка, сегодня все будет иначе. Игры закончились. Нельзя дразнить зверя дольше, чем он сам того пожелает.

— Сев! О, Сев!

Ему показалось, или она и вправду выдохнула его имя?

Оторвавшись, он взглянул на нее. Ее лицо раскраснелось, волосы разметались по подушке спутанными прядями, искусанные губы припухли, в глазах застыло странное выражение. Она словно не верила в то, что сейчас собиралась сделать.

— Пожалуйста, — выдохнула так тихо, что он почти не расслышал.

— Что «пожалуйста»? — его палец скользнул к ее входу, покружил вокруг клитора, задевая его.

Девушка дернулась и тихонько захныкала.

— Мира, — в его голосе снова появились властные нотки, но на этот раз они не пугали. На этот раз они заставили что-то сладко сжаться и запульсировать у нее между ног. — Я хочу, чтобы ты это сказала.

— Я не могу!

Она снова захныкала, когда он, уже настойчивее, стал ласкать ее киску.

— Можешь. Просто скажи.

— Нет!

— Да, Мира, да.

Его голос был тихим, властным, уверенным. Он точно знал, чего хочет.

Она боролась с ним, боролась с собой, боролась со своей волчицей, которая уже упала перед самцом на брюхо, раздвинула лапки и только призывно виляла хвостиком, говоря: вот она я, бери меня, я согласна. Нужно было сделать последний шаг.

— Ну, давай, девочка, ты же хочешь.

Она всхлипнула, когда его пальцы вошли в нее. Напряглась, ожидая боли, но ее не было. Очень нежно и осторожно он начал двигать пальцами в ее лоне, в то время как язык продолжал ласкать ее клитор. Возбуждение нарастало, превращалось в цунами, грозившее затопить ее с головой. Но каждый раз, как только оно достигало пика, Северин останавливался.

Наконец, она сорвалась.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — он услышал ее лихорадочный вскрик.

— Чего ты хочешь, Мира? Я хочу это услышать.

— Тебя! Я хочу тебя!

Она захныкала, вцепилась руками в его волосы, потянула к тому местечку, которое сейчас требовало его внимания. Но он удержал ее за запястья, отвел руки и прижал их к кровати.

— И?.. Договаривай, Мира.

— Возьми меня!

— Я не слышу слова «пожалуйста».

— Ну, пожалуйста!

— Вот так, детка. Теперь ты моя.

Отпустив ее, он рывком сорвал с себя рубашку, сбросил брюки и нижнее белье. Она не впервые видела его обнаженным, но каждый раз боялась смотреть. Боялась разглядывать, изучать. Вот и теперь зажмурилась.

— Мира, — позвал тихо, но властно, — посмотри на меня.

Вместо этого она отчаянно замотала головой. Северин выглядел слишком большим и слишком пугающим, когда вот так нависал над ней.

В тишине, нарушаемой лишь звуком их дыхания, раздался приглушенный смешок. Северин слегка наклонился, и Мира услышала его жаркий шепот над самым ухом:

— Девочка моя, тебе придется открыть свои глазки. Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда я в тебя войду.

От его слов она на мгновение задохнулась, распахнула глаза и дернулась, собираясь скрестить ноги, но он не дал. Его ладони нежно, но уверенно удержали ее.