Он ушел.

Вчера она сделала глупость, пошла на поводу у инстинктов. Сама предложила ему себя. А он даже не взял ее, не воспользовался приглашением. Просто взял и ушел.

А ведь она уже была согласна на все…

Что он теперь будет думать о ней?

Румянец стыда жаркой волной залил ее щеки. Мирослава закрыла лицо руками. Господи, как же стыдно! Он делал с ней такое…

Перед глазами пронеслись картинки, от которых что-то сжалось внизу живота, а между бедер появилась уже знакомая влага.

Северин на коленях перед ней…

Северин, нависающий над ней…

Северин, ласкающий языком ее в самом интимном месте…

От таких воспоминаний захотелось с головой спрятаться под одеяло. И она это тут же сделала. Завернулась в него, как в кокон, отрезая себя от внешнего мира.

А потом Северин купал ее. Как ребенка!

Набрал воды с пенкой, опустил ее туда и мыл. Всю, с головы до ног махровой мочалкой. Тер с таким самозабвенным усердием, словно хотел смыть с нее не только грязь и пот, но и что-то еще.

Воспоминания о чужих руках? О чужом теле? О том, что она принадлежала другому?

Мирослава не хотела думать об этом. Она гнала от себя эти мысли, пыталась абстрагироваться от них. Но они упорно лезли ей в голову.

Почему он ушел? Почему не остался?

Что она сделала не так?

Глаза защипало от слез. Та половина кровати, которая оставалась пустой, теперь казалась холодной и неприветливой. Мирослава сжалась в комочек, подтянула колени к груди и обняла их руками. Хотелось плакать от обиды и собственной глупости. А еще сбежать на край света. Подальше от Северина. От его синих глаз и такой понимающей улыбки.

От его теплых, уверенных рук. От его сильного тела. Запаха. Голоса. Прикосновений.

Ничему ее жизнь не учит.

Мирослава выдохнула, толчками выпуская из себя воздух. Как бы она не пыталась себя обмануть, как бы не пыталась скрыть правду, но она сама во всем виновата.

Не послушалась родных, села в тот злополучный автобус. Завела разговор с незнакомцем, как коза на веревочке, пошла за ним, купившись на улыбку и показное радушие. А потом точно так же доверилась Северину.

И? Что теперь? Он бросил ее! Просто взял и ушел.

Она заплакала. Почти беззвучно. Просто слезы полились из глаз сами собой, и не было сил остановить их.

Так и уснула снова. Не услышала, как скрипнула дверь, пропуская огромного серебристого волка. Не увидела, как хищник втянул носом воздух и подошел к кровати, осторожно цокая когтями по деревянному полу. Как заскулил, положив лобастую голову на край одеяла. Долго смотрел на спящую девушку, не мигая. А потом, словно приняв решение, вскочил на постель и улегся рядом.

Он принял решение. И не собирался его менять.

Вот только сможет ли его человеческая половина согласиться с этим решением?

Волку было плевать. Его вел первородный инстинкт, и этот инстинкт говорил только одно: прошлое не вернуть, и не надо пытаться. Когда-то он был счастлив с другой женщиной, но потерял ее. Теперь же судьба дала ему новый шанс, и зверь не собирался его упускать.

Эта серая волчица нуждается в нем. В его внимании и опеке. В его заботе. Ей нужен сильный и властный самец, который сможет заставить ее выйти из того кокона, в котором она пребывала.

Да, он сделает это сразу, как только они прибудут в Гервазу. Позовет ее снова, и на этот раз будет звать до тех пор, пока не услышит ответ. Он больше не даст ей возможности прятаться от него.

Он хочет ее увидеть воочию. Такую, как видит внутренним зрением. Маленькую, еще не утратившую щенячьей пушистости, с милой наивной мордочкой и острыми ушками. Хочет увидеть, как она в первый раз неуверенно встанет на лапы. Как задрожит, втягивая в себя его запах. Как покорно примет его покровительство, а потом будет бежать с ним бок о бок по лесной чаще, наслаждаясь своим новым телом.

Он будет учить ее различать запахи и следы, выслеживать и загонять добычу, обходить браконьерские ловушки. Он станет ее защитником и опорой. Ее самцом. Там, в лесной чаще, он сделает эту волчицу своей…

ГЛАВА 20

Мирослава была в растерянности, когда проснулась. Только что она чувствовала, как к ней прижимается чей-то теплый и мягкий бок, но, открыв глаза, обнаружила, что в постели кроме нее никого нет. Разочарование было слишком сильно, чтобы она смогла сдержать тихий вздох.

Протянув руку, погладила место рядом с собой. Простынь еще хранила тепло и запах тела, лежавшего здесь всю ночь. Запах мужчины, чье присутствие заставляло Мирославу испытывать такие странные и противоречивые чувства.

Он ее пугал и притягивал одновременно. Заставлял ее сердечко биться быстрее, а дыхание становиться рваным. От его прикосновений у нее в голове путались мысли. А от того, что он сделал с ней вчера…

От этого все ее тело словно превращалось в кисель, и по нему расплывалась волна тягучей, как мед, истомы.

Мирослава улыбнулась в потолок собственным мыслям.

Он был здесь ночью. Пришел и спал рядом с ней. Разве это не доказательство, что она ему небезразлична?

Звук открываемой двери заставил ее вернуться в реальность. Из душа, отфыркиваясь и энергично растирая голову полотенцем, показался тот, о ком она только что грезила наяву. И вновь ее окутало волной его аромата. Тело вспыхнуло от внезапного жара, щеки залил пунцовый румянец, а между ног все свело сладким спазмом.

— Не спишь? — Северин замер, почувствовав на себе ее взгляд. Нахмурился. — Извини, я сейчас уйду, не буду мешать.

Уйду? Куда «уйду»?!

Она дернулась, было, вслед за ним, но в последний момент остановилась. Осталась сидеть на кровати, поджав ноги и растерянно наблюдая, как он одевается. Как его крепкое мускулистое тело исчезает под одеждой, которую она сейчас ненавидела.

Что это с ней? Почему глаза щиплет от навернувшихся слез? Почему так хочется подбежать к нему сзади, обнять, прижаться всем телом? Почему хочется, чтобы он остался? Снова почувствовать на себе его уверенные прикосновения, услышать хриплый от страсти шепот… Снова плавиться и гореть в его сильных руках…

— Ты уходишь…

Ее голос был еле слышен.

Северин замер на пороге, ругая себя за слабость. Его внутренний волк взвыл, не желая покидать комнату. Рванул в сторону Мирославы, жадно втягивая ее аромат. Но человек жестко осадил зверя, удержал цепями железной воли.

— Я ненадолго, — сказал, не оборачиваясь. — Надо решить кой-какие дела. Сегодня вечером мы уезжаем в Гервазу.