— Как… господи… как ты это сделал? — выдохнула она, не веря собственным ощущениям. Ее тело предало ее!

— Я приказал твоей волчице сидеть. Не тебе — ей.

— Волчице? И… где она?

— Вот здесь, — он шагнул ближе, заставив Мирославу невольно напрячься, и приложил пальцы к ее вискам. — Она сидит, как в темнице, замурованная в твоем подсознании.

Теперь он стоял за ее спиной. Она не видела его, зато чувствовала тепло его тела, которое находилось в опасной близости от нее. Слышала его дыхание, обвевающее ее макушку, и гулкий стук сердца. А еще ощущала прикосновение его пальцев, которые он не спешил убирать.

Он был так близко…

Она застыла, раздираемая противоречиями. Здравый смысл убеждал подняться со стула, отойти, держать расстояние. Но что-то другое умоляло посидеть так еще немного, просто наслаждаясь его невинным прикосновением.

— Это неправда… — голос Мирославы дрогнул. — Почему я об этом не знаю?

— Потому что тебе никто не сказал. Знаешь, что я думаю? — он слегка погладил ее виски, заставив девушку задрожать от случайной ласки.

— Что?..

— Я думаю, твоя мать была одной из нас. Или бабка. Но точно кровь лугару передалась по женской линии. Если бы по мужской, то ты стала бы полноценной волчицей. Так всегда бывает.

— Нет, это невозможно… моя мама…

Она задохнулась на полуслове. Нет, слишком больно. Воспоминания еще слишком свежи. Столько лет прошло, а боль не притупилась, рана не заросла, она по-прежнему кровоточит. И кажется, будто со временем она только становится больше…

— С твоими родителями что-то случилось, ведь так? Поэтому ты жила с бабушкой?

Северин убрал руки, и Мирослава ощутила пустоту за своей спиной. Пустоту, от которой вдруг сжалось сердце. Было так хорошо, так тепло и спокойно, пока он стоял там. Такой большой, сильный, уверенный. Как будто стена. А теперь там пусто.

Она чуть не взмолилась, чтобы он снова придвинулся к ней, но удержала порыв.

— Я не хочу говорить об этом, — прошептала, опустив голову.

Но, кажется, этот мужчина не умел отступать. Теперь он стоял перед ней. Точнее, присел на корточки и осторожно взял в руки ее ладони.

Пальцы Мирославы были на ощупь холодные, как ледышки. Северин едва удержался, чтобы не поднести их ко рту и не согреть дыханием.

Не надо, рано еще. Не стоит пугать малышку безрассудными проявлениями нежности. Лучшая тактика в обращении с ней — выжидание. Медленное, ненастойчивое приручение. Стать тем, кому она будет доверять, как самой себе. Стать необходимым ей, как воздух. Заменить ей целый мир. И тогда она сама придет к нему.

Вот только сможет ли он найти в себе силы, чтобы ждать столько времени?

— Хорошо, не говори, — он подозрительно легко согласился. Чуть пожал ее пальцы. Его ладони были сухие и теплые. — Ты замерзла?

— У меня всегда холодные руки, — она смущенно улыбнулась, не скрывая радости от того, что он решил сменить тему разговора. — И ноги тоже. Бабушка даже ворчала, что меня никто замуж не возьмет, мол, кому нужна такая ледышка?

— Может быть, тебя еще просто никто не пытался согреть?

Он сказал это очень тихо. Мирослава вздрогнула и невольно подняла голову. Их взгляды столкнулись.

— Мира, тебе не нужно меня бояться, — он не дал ей отвести взгляд. — Посмотри на меня, не отворачивайся. Я не трону тебя…

Не тронет, пока. Пока не будет уверен, что она сама этого хочет.

Это была очень скользкая тема. Мирослава не хотела ее начинать.

— Ты что-то говорил о… — она вернулась к прежнему разговору. — Тот человек…

— Влад, — Северин сразу понял, о ком она, — его зовут Влад, и он не человек. Он такой же, как я. Лугару. Просто живет среди людей.

— Я должна рассказать о нем полиции?

— Ты этого хочешь? — он внимательно на нее посмотрел. — Подумай хорошенько. Какие у тебя доказательства? Он известный адвокат, ведет дела нескольких крупных фирм, не последний человек в своих кругах. Понадобится много времени — свидетели, бесконечные экспертизы и допросы — чтобы доказать его причастность. Тем более… на тебе не осталось его следов. Если я их не ощущаю, значит, ни одна лаборатория не выявит их присутствия.

Его слова били ее наотмашь, как пощечины. Каждое из них звучало как стук молотка, забивавшего гвозди в крышку гроба ее надежды. Но при этом она понимала — он прав. Что она может сказать полицейским? Что ее изнасиловали и незаконно удерживали в каком-то сарае посреди леса? Да она даже не сможет указать, где именно это было! И как она докажет личность насильника? Нужно было подумать об этом еще тогда, когда ее привели в гостиницу. Потребовать телефон, вызвать полицию и настоять на экспертизе. А теперь?.. Теперь у нее нет ничего, что суд воспримет, как прямые доказательства.

— Мира, тебе придется пережить множество неприятных часов, давая показания. Заново все вспоминая и проживая. Находиться с ним в одном помещении. Видеть его, слышать, обонять. И не факт, что он выйдет из сала суда в наручниках. А если и выйдет, поверь, у него хватит денег и связей, чтобы добиться комфортных условий и быстрой амнистии. Ты этого хочешь?

Она сглотнула, чувствуя, как на глаза от бессилия наворачиваются слезы. Нет, она этого не хотела. Но разве есть другой вариант? Мысль о том, что он на свободе и идет за ней попятам, лишала ее последних остатков самообладания.

— Что мне делать? — она умоляюще взглянула на Северина. Он должен знать. У него есть ответ. Он же обещал ее защитить, значит, знает, что нужно делать.

— Тебе — ничего. Он лугару и подчиняется нашим законам.

— И… что говорят ваши законы?

Северин отвел взгляд. Законы стаи не запрещали похищать, насиловать и удерживать человеческих женщин, если те могли принести здоровое потомство. Выживание расы стояло на первом месте, потом уже все остальное. Но Влад совершил насилие против омеги. Пусть она была не инициированной волчицей, пусть никогда не сможет принять звериную форму, но ее кровь давала ей право на выбор. По закону лугару на омегу мог претендовать любой свободный самец. Любой, способный доказать свое превосходство над остальными. И все, что нужно было сделать претендентам — это выиграть в схватке с остальными соперниками.

Обойти этот закон можно было только одним способом. Оплодотворить омегу до того, как появятся другие желающие. Судя по всему, именно этого и добивался Корса. Вот только ему не повезло. Его семя не прижилось, а Мирослава сбежала.

Северин шумно выдохнул и поднялся. Подошел к столу, взял в руки пустую чашку и зачем-то ее повертел, словно его заинтересовал нехитрый узор на ободке.