Мирослава тихонько вздохнула, закутываясь плотнее. Да, ей бы герой тоже не помешал. Особенно сейчас. Она чувствовала себя беззащитной, крошечной песчинкой, случайно попавшей под мельничные жернова. Еще немного — и боль, которую она скрывает в себе, раздавит ее…
Как с этим жить? Как смотреть в завтра, если не знаешь, что случилось вчера? Неужели ее прошлое настолько ужасно, что разум заблокировал воспоминания, не желая травмировать душу? Но что может быть хуже незнания?
Она должна вспомнить, как оказалась в лесу. Должна. Даже если это сломает ее.
Закрыв глаза, Мирослава слушала песню. Ровный шум мотора, тихие голоса и покачивание автомобиля убаюкивали ее, словно колыбельная. Когда она спала последний раз — Мира не помнила этого. Когда последний раз чувствовала себя в безопасности?
Как ни странно — рядом с Северином.
Да, когда он был рядом, когда она ощущала его присутствие, чувствовала тепло его тела, его внутреннюю силу и мощь — вот тогда она чувствовала себя в безопасности. Какое-то шестое чувство подсказывало — ему можно верить. Этот мужчина не причинит ей вреда. И никому не позволит сделать ей больно.
Но как, тогда, быть с тем, что она увидела на тех фотографиях? Он же догадался, что она узнала мужчину с татуировкой! Что сделает Северин, когда она признается, что его друг похитил ее, держал в плену и насиловал? Поверит? А если нет? Кто она для него? Просто девчонка без роду и племени, случайно подобранная на дороге. Ради чего он возится с ней? Что ему нужно?
И почему он сказал, что ее больше никто не тронет?
Мирослава боялась сказать ему правду. Боялась, что он встанет на сторону друга, скажет, что она сама виновата. А ведь и правда, сама. Зачем доверилась незнакомцу? Зачем села в чужую машину? Сама спровоцировала…
По щекам покатились молчаливые слезы.
Стыд, отчаяние, глухая ненависть к самой себе свернулись внутри колючим комком.
Нужно смотреть правде в глаза. Она сама во всем виновата. Она заслужила все, что с ней случилось. Судьба наказала ее за доверчивость, но, похоже, урок прошел зря. Сейчас она опять доверила себя и опять незнакомцу…
Мирослава не хотела думать о Северине, но никак не могла выкинуть его из головы. Его образ стоял перед ее внутренним взором. Такой, каким она увидела его первый раз там, возле мусорных баков, когда он в одиночку разогнал пятерых неудавшихся насильников. И не тронул ее, хотя легко мог бы воспользоваться своим преимуществом. Вместо этого дал ей ключи от байка. А она? Она просто сбежала. Точнее, попыталась сбежать…
Теперь ее везут неизвестно куда. А она по-прежнему трясется от страха и боится сказать правду. Сколько еще она будет скрывать в себе эту боль?
Песня доиграла и сменилась на новую, а мысли в голове Мирославы подернулись дымкой дремоты. Образ Северина отдалился, смешался с другими, превращаясь в туман, который плотной пеленой окутал ее сознание.
Мирослава спала…
… - Мне нужно покинуть тебя до завтра. Решить одно дело, — шершавая мужская ладонь скользит по щеке, вызывая мелкую дрожь во всем теле. Хриплый голос шепчет, точно в полубреду: — Когда вернусь, мы с тобой поиграем. Тебе же нравятся мои игры, малышка?
Ладонь спускается ниже, небрежно ласкает лихорадочно бьющуюся жилку на шее. Мирослава судорожно сглатывает комок, застрявший в горле, и чувствует, как мужчина, тяжело дыша, проводит носом по ее шее. Он шумно втягивает в себя ее запах.
— Ты сводишь меня с ума… — слышит она его шепот. — Не могу оторваться…
Она всхлипывает, когда его горячее дыхание касается ее груди. Он безумен, безумен! Этот мужчина с татуировкой-тарантулом на виске. Чем она заслужила такое?
Он кусает ее за сосок и улыбается, наблюдая, как она плачет.
Сколько она уже здесь? Месяц? Неделю? Или несколько дней? Она давно потеряла счет времени.
Он кормит ее с ложки, обмывает теплой водой, которую приносит в большой пластиковой миске, подставляет судно. И все это время она заперта в этой комнате, не видя белого света. Ведь единственное окно закрыто деревянными ставнями и задернуто плотной шторой.
— Вот такой ты мне нравишься больше всего, — его улыбка выглядит так, словно это волчий оскал. — Знаешь, как действует на меня твоя беззащитность? Знаешь… Ты все знаешь, маленькая омега…
Он всегда ее так называет. Не по имени, просто омега. Почему — она не может понять.
— Мне придется освободить твои руки и ноги, — он берет ее длинные волосы и массажную щетку, медленно, прядь за прядью расчесывает, а потом заплетает в тугую косу. — Веди себя хорошо. Думаю, ты уже поняла, что бежать отсюда бессмысленно. Мы в лесу, до ближайшего жилья несколько сотен километров. Ты скорее заблудишься и умрешь от истощения или тебя задерут дикие звери. Кстати, — он усмехается, — говорят, в этих краях водятся волки… А сезон охоты еще не открыт. Нужно быть очень осторожным, чтобы гулять по этому лесу…
Он что-то делает с ее волосами. Она не видит, но чувствует, как изголовье немного приподнимается, а потом резко падает вниз.
— Посмотри на меня! — жесткий окрик заставляет ее дернуться на кровати.
Но голову уже не поднять — свободный конец косы намертво зажат между каркасом и тяжелым пружинным матрасом.
— Восхитительно! — он опять проводит рукой по ее щеке. Освобождает от жестких ремней ее руки и ноги. — На столике еда для тебя. Судно — рядом с кроватью. Ты сможешь дотянуться, если захочешь. Я быстро вернусь. Не успеешь соскучиться.
Он уходит, оставляя ее лежать на кровати. Истерзанную, измученную, с тупой болью во всем теле. Дрожащую от прохлады и ужаса. Она слышит скрежет ключа, его шаги за дверью комнаты, потом — стук закрывшейся входной двери и — тишина.
Он ушел. Куда? Она не знает, он не сказал.
Северин любил гонки на грани риска. Любил звук ветра в ушах, ощущение свободы и это незабываемое чувство свободного падения, от которого все внутренности сворачивались в тугой комок. Только когда в его крови ревел адреналиновый ураган, только тогда он чувствовал себя по-настоящему живым.
Сейчас он гнал свой байк по автобану только с одной целью — выбить из головы все мысли о Мирославе, не думать о ней, не желать ее так сильно, до боли в глазах. Ей уже пришлось пережить столько горя! Он не хотел добавлять к нему новые муки. Да и что он мог ей дать взамен, кроме этой похоти, вызванной ее ароматом?
Он смалодушничал, когда захотел, чтобы она пахла, как его пара. Нужно смотреть правде в глаза. У него уже все это было. Каждому волку дается только один шанс в жизни, только одна возможность найти свою пару и сделать ее своей. Он когда-то нашел ее, но не смог удержать. А теперь наивно надеется, что этот запуганный человеческий ребенок займет ее место? Заполнит сквозную дыру в его сердце? Нет, она никогда не станет для него той единственной, все это только действие ее феромонов. Он знал это точно.