— Эм-м… я не знаю, где кухня, — выдавила девушка, обескураженная блеском и наглостью гостьи.

— О, как? — та вздернула идеальную бровь и окинула соперницу снисходительным взглядом. — Он даже кухню тебе не показал? Впрочем, ничего удивительного.

Хотя, нет, эта простушка ей точно не соперница. Их даже сравнивать нельзя. Этот заморыш нужен Северину только ради потомства. Иначе, он бы и не глянул в ее сторону. Уж Анна в этом точно уверена. Достаточно только вспомнить, как выглядела София.

— Идем, — она развернулась и, плавно покачивая бедрами, направилась вдоль по коридору. — Северин просил тебя накормить и сводить погулять.

Мирослава застыла, глядя на ее упругий, обтянутый дорогой материей зад.

Накормить и сводить гулять? Кого? Ее? Как собачонку?

В правую ладонь впилось что-то острое. Девушка поморщилась и глянула на свои руки. Левая все еще удерживала пакеты с едой, а правая продолжала сжимать статуэтку с волчицей.

Волчица. Вот кем она должна стать, чтобы ее наконец-то начали принимать всерьез. И Сев, и эта Анна. И все остальные. Как равную. Без этой унизительной снисходительности.

Жаль только, она уже один раз попыталась, и у нее ничего не вышло…

— Ой, ты поранилась? — Анна потянула носом. — Я чувствую кровь. Какая ты неловкая. Идем, на кухне должны быть салфетки, приложишь.

Голос Анны заставил вздрогнуть. Гостья вела себя по-хозяйски, не церемонясь. Прошла по коридору, толкнула двустворчатую застекленную дверь. Так, словно в этом доме ей был знаком каждый угол. Словно она здесь жила.

Мирослава, скрипнув зубами, вошла в помещение вслед за ней. Оказалось, это и есть столовая, и она примыкала к кухне. Рабочая зона была отделена барной стойкой, а перед ней на небольшом подиуме находился огромный стол, увенчанный столешницей из черного стекла, и двадцать стульев с резными ножками.

— На, приложи это, а то все здесь испачкаешь кровью, — Анна кинула ей пару бумажных салфеток. — Мы не держим аптечки в домах, так что пластырь ты здесь вряд ли найдешь. У нас такие царапины затягиваются моментально. Но ты же полукровка. У тебя человеческая регенерация, — она говорила это таким тоном, будто считала Мирославу смертельно больной. Безнадежной. — Приложила? Теперь выкладывай упаковки на стол, только аккуратно, они картонные. А я пойду, чайник поставлю, — Анна кивнула в сторону кухни.

Едва она отвернулась, Мира с глухой яростью шлепнула пакеты на стол. В душе клокотали досада и раздражение. Появилось желание выпустить когти и вцепиться в идеально уложенную прическу незваной гости. Мира даже ощутила знакомое покалывание в пальцах. Покалывание, которое начало медленно распространяться вверх по рукам, пока не достигло груди, где разлилось по всему телу волной тепла. Пульс участился, дыхание тоже. На виске запульсировала жилка, отдаваясь в голове колокольным звоном. А еще на шее и лбу выступил пот, холодный и липкий.

Задыхаясь, Мира уперлась руками в стол. В черной стеклянной поверхности отразилось ее лицо. Хмурое, злое, в ореоле растрепанных волос. Да уж, такая красавица как приснится… Не мудрено, что Сев снова сбежал.

Мирослава скорчила себе рожу. И вздрогнула, услышав противный царапающий звук. Ее глаза округлились от изумления: из-под серебристо-туманных искорок, покрывающих пальцы, выглядывали острые волчьи когти, и от этих когтей по гладкой поверхности стола пролегли глубокие царапины.

Ойкнув, Мира спрятала руки за спину.

Вернулась Анна, неся в руках стопку тарелок, накрытых салфетками. Кивнула в сторону барной стойки:

— Иди, возьми там вилки для нас. Заодно чай зальешь. Чайник уже закипел, чашки рядом с ним на столе.

Мира медленно выдохнула и боком прошла мимо нее, молясь, чтобы та ничего не заметила. Подошла к стойке, взяла в руки чайник. Две прозрачные чашки уже стояли, ожидая ее. Ароматная пирамидка с засушенным каркаде, пара кубиков сахара — оставалось только залить кипятком.

Анна уже отвернулась. Сморщив изящный носик, рыжеволосая гостья начала выкладывать из пакетов готовые блюда, запечатанные в бумажные коробки.

— Знаешь, — заговорила она доверительным тоном, — я ведь в этом доме почти своя, все здесь знаю. Так что, если что, не стесняйся, спрашивай. Все покажу, расскажу.

Чайник дрогнул в руках Мирославы. Девушка остолбенела.

Значит, она не ошиблась… Значит, в той комнате, действительно, вещи Анны? Иначе, почему она говорит, что в этом доме почти своя? Она живет здесь или только приходит?

Струйка кипятка наполнила чашку и перелилась через край.

— Ты часто бываешь здесь? — Мирослава надеялась, что голос не дрогнул.

Анна спрятала торжествующую улыбку. Повернулась к сопернице.

— Да, — произнесла снисходительным тоном, — практически каждый день.

Этой дурочке не стоит знать, что сегодня Анна переступила порог этого дома впервые за последние пять лет. И если Северин об этом узнает, то будет серьезно зол. Ну и пусть. Ему давно пора встряхнуться и открыть глаза, а не жить воспоминаниями. А этой малолетке нужно указать ее место. Пусть знает, что она здесь только для одного. Приносить альфе здоровых щенков!

— Ой, ты разлила чай. Заснула, что ли? — губы Анны дрогнули, расплываясь в приторно-вежливой улыбке. — Давай помогу. Какая ты неловкая.

Она подхватила чашки и вернулась к столу, оставив Миру вытирать лужу. Слава богу, ничего не заметила. Девушка с облегчением выдохнула, почувствовав, что покалывание в пальцах исчезло так же внезапно, как и появилось. Не хватило сил для оборота? Или она просто сумела взять себя в руки? Мирослава не знала.

Через несколько минут они уже сидели за столом друг против друга. Роскошная, элегантная Анна, в которой все, начиная от прически и заканчивая носками лакированных туфель, казалось идеальным, и Мирослава. На фоне гостьи она выглядела убого, и отрицать это было бессмысленно. Не удивительно, что Северин каждый раз от нее сбегает.

— Жалко мне тебя, — Анна неожиданно отложила вилку и взглянула на Миру. — Ни друзей, ни родных… Как думаешь жить? Надеешься, что сможешь стать парой альфе?

— А почему бы и нет? — Мирослава уставилась на ее холеные пальцы с идеально подточенными ногтями. На одном из пальцев сверкал перстень с рубином.

— Да, я Северина прекрасно понимаю. Пережить такую утрату… Остаться без пары… Потерять возможность обзавестись потомством…

Мирославу кинуло в жар.

— Без пары? — переспросила она хриплым голосом. Пища стала поперек горла сухим, колючим комком. Дрожащей рукой девушка взяла чашку с чаем, отхлебнула и поперхнулась.

Пока она кашляла, Анна наблюдала за ней с тонкой улыбкой. Потом подала салфетку и продолжила: